«Восемь сотен»: Рецензия Киноафиши

Китайский блокбастер, полный войны и поэзии.

Про то, как Вторая мировая шла в восточном полушарии, мы знаем не так много, тем более по фильмам. Вспышками — Перл Харбор, Иводзима, Хиросима, Халхин-Гол… Взгляд как-то больше сосредоточен на европейском театре военных действий. Каждый раз странно осознавать, что не менее масштабные бои происходили по всей Азии.

Япония конфликтовала с Китаем с начала тридцатых. С 1937 года боевые столкновения перешли в полномасштабную войну, которая стала частью Второй мировой и закончилась только с капитуляцией Японии.

Неожиданно на эти события пришлось обратить внимание: в конце августа 2020 КНР выпустила военную драму «Восемь сотен», ставшую самым кассовым фильмом за прошлый год — и это на фоне коронавирусных ограничений! Собравшая больше 450 миллионов долларов картина была снята режиссером Гуань Ху за 80 миллионов — неимоверный бюджет по меркам китайского кинематографа. Снимали камерами IMAX, не поскупились на огромные декорации, точную форму и вооружение для комбатантов, в ролях тоже сплошь звезды китайского кино — в общем, нет вопросов, куда пошли средства.

«Восемь сотен» посвящены эпизоду начала войны в 1937 году. После трехмесячных боев китайская армия отступала из полуразрушенного Шанхая. Для задержки врага оставили всего один батальон 524-го полка 88-й дивизии, который окопался на складе «Сыхан» на берегу реки Сучжоу. Военные должны были не только прикрыть отход, но и продемонстрировать всему миру решимость китайских солдат и серьезность военной угрозы. Наблюдать было кому: через реку располагался «Международный сеттльмент», то есть территория Шанхая под управлением западных держав — туда японцы до поры не вторгались и там, в одном шаге от войны, текла мирная и даже роскошная жизнь.

Фактически бойцов было всего четыреста с небольшим — против двадцати тысяч японцев. Но поскольку в начале битвы за Шанхай в батальоне было восемь сотен человек, в национальный миф вошли они именно под таким названием.

Собственно, и весь фильм состоит из таких парадоксов, балансирует на тонкой грани между эпосом, пропагандой и лирикой. С одной стороны, это вполне себе ожидаемый блокбастер, полный милитаризма, превозмогания и горделивой патетики. А с другой (возможно, на наш не-китайский, непривычный взгляд) — картина, полная совершенно неожиданных смысловых ракурсов. Вот батальные сцены, в которых всё дрожит и взрывается, льется кровь и отлетают конечности с голливудским сочным размахом не хуже «рядового Райана» или, если вспоминать картины поновей, «1917». Тут и лобовые атаки, и налеты авиации, и ночные диверсии… Недаром к съемкам были привлечены западные специалисты по спецэффектам и постановке экшена.

Но как-то не удается забыть, что это, в сущности, история военного поражения. Через четыре дня защитники склада отступили и были арестованы британскими властями, а затем японцами. Конечно, сюжет о безнадежной обороне храбрецов, засевших в осажденной крепости, со времен гомеровских и борхесовских архетипический, и в военном кино абсолютно знакомый: взять коттовскую «Брестскую крепость» или нолановский «Дюнкерк». Непривычно, чтоб в этом скорее бравурном жанре столько рассуждали о смерти, взывали к ней, готовились — это что-то скорее из восточного менталитета, понятное, наверное, оппонентам-японцам с их «путем самурая». Недаром в конце фильма японский генерал и китайский полковник, встретившись на переговорах, находят, в общем, определенное взаимопонимание: судьба одних — нападать, а других — защищаться и умирать, и в этом — дао.

Тут вспоминаешь, что режиссеру тоже пришлось выдержать свою битву: фильм долго не мог увидеть свет из-за «технических трудностей», иными словами — цензурных ограничений. Показанные в картине китайские солдаты сражались за националистическую партию Гоминьдан, бывшую тогда у руля в Китае, и подчеркивание этого факта, разумеется, вызывало недовольство нынешних коммунистических властей.

Герои фильма не просто принимают смерть, они умирают мгновенно и массово — не успеваешь заметить и прикипеть к кому-то из них. В этом механическом стирании персонажей есть страшное какое-то обезличивание, и фильм внезапно (и возможно, не по задумке режиссера) приобретает странное, меланхоличное, почти толстовское какое-то, антивоенное звучание. На это же впечатление работает и поэтичная операторская работа, то и дело выдающая красивейшие акварели. Взгляд, призванный показать суровость войны, отвлекается на красоту мира — такое мы как раз часто видели в китайских эпических фильмах.

Особенно живописно показывают «Международный сеттльмент». На одном берегу реки — ад войны, кровь и руины, на другом — горящие рекламы, казино, рестораны и мирная жизнь. Зеваки, крупье и официанты, толпясь на набережной, с любопытством следят за борьбой не на жизнь, а на смерть — такой расклад кажется слишком уж надуманным, нарочно изображенным создателями фильма. Однако действительность, похоже, в очередной раз оказалась более странной, чем любой вымысел.

И все-таки метафора тут есть: трудно не почувствовать укоризненную интонацию в том, как изображает Гуань Ху наблюдателей из западного мира. Некоторые репортеры даже расположились в дирижабле, в безопасной недосягаемости для пуль и снарядов, и разглядывают сражение, будто спортивный матч. Однако к концу битвы большинство гражданских все-таки проникаются сочувствием к китайским защитникам и, как могут, помогают им.

Но возможен и другой взгляд. В толпе зрителей камера то и дело выхватывает актеров — в гриме, с ярко раскрашенными лицами. На сцене они показывают спектакль по мотивам героического китайского эпоса. Да и весь Сеттльмент с его огнями напоминает театральную сцену с огнями рампы. С другой стороны — зрелищем, буквально «театром военных действий» становится драма вокруг склада «Сыхан». Два театра друг напротив друга, два зеркала страстей человеческих — это вполне развитие шекспировской темы.

Финальное противоречие фильма: он подойдет и тем, кому нравится смотреть героическое про войну, и тем, кому война кажется ужасным представлением, где люди смешиваются в безликую толпу и где поражение терпят все и каждый.

Фёдор Дубшан

Источник