«Родовое проклятие»: Рецензия Киноафиши

Молодая женщина оказывается жертвой семьи, которую ненавидит, с будущим ребенком, которого не хотела.

Физическая и психологическая уязвимость беременной женщины многократно эксплуатировалась в кино, в частности, в фильмах ужасов. Самый очевидный пример – «Ребенок Розмари», а для разбирающихся – «Наследство», где роли одержимой собственным сыном и еще не родившимся внуком женщины и ее невестки сыграли Джессика Лэнг и Гвинет Пэлтроу соответственно. За эту же тему взялся и Джозеф Маркантонио в своем первом полном метре «Родовое проклятие», к сценарию которого он так же приложил руку. И сделал он это, надо сказать, весьма успешно, потому что в итоге у Маркантонио получился фильм, органично сочетающий в себе элементы психологического триллера и нетривиального хоррора.

Грандиозным планам Шарлотты (Тамара Лоуренс) и Бена (Эдвард Холкрофт), включающим в себя переезд из Великобритании в Австралию, не суждено сбыться после того, как в результате несчастного случая Бен умирает. Незадолго до этого пара узнала о беременности Шарлотты, и хотя девушка была не в восторге от новостей, ребенка она решает оставить. Мать Бена Маргарет (Фиона Шоу) и его сводный брат Томас (Джек Лауден) якобы из добрых намерений предлагают Шарлотте остаться жить в семейном поместье хотя бы до рождения ребенка. Девушке прекрасно известно, что Бен на дух не переносил свою семью, и потому она не намерена отказываться от их некогда общих планов переезда. Постепенно Шарлотта начинает чувствовать, что из гостьи особняка она превращается в его заложницу, и отчаянно пытается оттуда сбежать.

«Родовое проклятие» наполнено множеством аллюзий, причем как на кино и литературу, так и на современную новостную повестку. Кроме уже упомянутых «Ребенка Розмари» и «Наследства», в фильме совершенно очевидны отсылки к «Прочь» Джордана Пила. Но если Пил все-таки работает с темой расового неравенства, то Маркантонио больше интересует столкновение идеологий старой Англии с ее чопорностью и отношением к традициям как высшему благу и новой Англии – либеральной и, если не порвавшей, то отстранившейся от этих самых традиций. С одной стороны – сдержанная Маргарет, почти всегда носящая фальшивую улыбку, говорящая со всеми в снисходительной манере и дорожащая семьей, хотя скорее как социальным институтом, чем группой близких друг другу людей. С другой – свободолюбивая Шарлотта, не привыкшая прятать свои эмоции, не верящая в брак и все, что за ним должно последовать, по мнению людей вроде Маргарет. Их конфликт – это практически текущие разборки британской королевской семьи с Меган Маркл, только в масштабах одного семейства (с историей в девять поколений, по словам Маргарет). Если верить авторам фильма, расовая принадлежность Шарлотты в сценарии прописана не была, и это чистая случайность, что эта роль досталась именно актрисе ямайского происхождения, однако, даже если это действительно совпадение, игнорировать эту деталь сложно.

Надо сказать, что актерская триада Шоу-Лоуренс-Лауден исполнила свои роли просто восхитительно. Фиона Шоу соединяет в себе оплакивающую своего сына мать и хладнокровного матриарха, за редкими вспышками гнева которого просматривается едва ли не безумие. Как раз эти эпизоды ярости, после которых ей в считанные секунды удается вновь обрести самообладание, впечатляют в ее игре больше всего. Тамара Лоуренс очень правдоподобно исполняет роль человека, которого пытаются убедить в его собственном безумии: как любая жертва газлайтинга, она хочет верить в свое здравомыслие, однако все-таки несвободна от некоторых сомнений. Лоуренс отлично удается ее героиня, балансирующая между ясностью ума в одну минуту и растерянностью из-за провалов в памяти и странных снов в другую. Томас в исполнении Лаудена только поначалу кажется однозначным персонажем. До определенного момента в фильме возникает ощущение, что он просто славный малый, пусть и слабовольный. Но в сцене, где он как бы в дружеской беседе признается Шарлотте в совершенном им когда-то преступлении, актер с минимумом действий и реплик убеждает зрителей в безумии и, возможно, даже садизме своего персонажа. Настолько, что от него начинает исходить большая опасность, чем от Маргарет.

«Родовое проклятие» вышло очень атмосферным, и дело тут не только в сценарии, режиссуре и операторской работе, но и труде композиторов Джека Халамы и Натали Энн Холт, а также всех художников. Как только герои заступают на территорию поместья, становится ясно, что ничего хорошего их здесь не ждет. Некогда величественный особняк, стоявший, видимо, столетиями, теперь рассыпается на глазах – похоже на отсылку к «Падению дома Ашеров» Эдгара Алана По, причем изобилие в фильме воронов только укрепляет веру в его связь с творчеством классика романтизма. Повсюду в доме стоят давно увядшие цветы, на подоконниках лежат мертвые насекомые, краска во всех комнатах облезла, а текстиль давно выцвел из-за многолетней пыли – упадничество at its best. Этот дух разложения, жертвой которого становится Шарлотта, контрастирует с саундтреком из «Лунного света» Дебюсси, сюиты для виолончели Баха и инструментальной версией Dream a Little Dream of Me, и в итоге основная тема газлайтинга интерпретируется даже на уровне саундтрека: на экране зритель видит насилие, но музыка пытается убедить его, что это ему так только кажется.

В качестве первого полного метра «Родовое проклятие» впечатляет. Возможно, фильм слишком часто полагается на подражание другим картинам и их цитирование, но тут Джозефа Маркантонио сложно в чем-то упрекать: многие начинают свой творческий путь с заимствований. Это не ужасы в привычном понимании, потому что здесь нет джампскейров и почти нет крови – только старый добрый саспенс и много культурных отсылок. Так что «Родовое проклятие» – это, скажем так, очень умный хоррор, в котором весьма предсказуемый конец не мешает постепенно растущему напряжению удерживать зрительское внимание.

Алена Попова

Источник