120 тысяч процентов честности

On Июл 31, 2020

Артур Смольянинов о роли координатора-добровольца, подключении к эмоциональной электросети и нелюбви к героическому кино.

30 июля на интернет-сайте найден-жив.рф, в Youtube и социальных сетях состоялась премьера интерактивного веб-сериала «НАЙДЕН_ЖИВ». Сюжет разворачивается вокруг деятельности поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт», который в реальной жизни занимается поиском пропавших людей. В сериале члены отряда должны отыскать потерявшегося в лесу 5-летнего мальчика Костю. Времени в обрез, и действовать следует незамедлительно. Большинство актёров на площадке — реальные волонтёры с огромным опытом поиска. Но возглавил их отряд Артур Смольянинов, актёр, известный ролями крепких волевых мужчин. Он моментально отозвался на просьбу об интервью. И после второго же ответа на вопрос Киноафиша.Инфо стало понятно, почему.

Я с вами поделюсь нашей редакционной перепиской. Когда вы согласились дать интервью, мы приятно удивились. Ведь мы знаем, что вы весьма избирательны и к ролям, и к журналистам человек. Но я на это удивление ответила: «А что, играет хорошего парня в хорошем проекте. Почему бы и не поговорить?» Насколько я оказалась права?

Не вполне правы. Но ваше право представлять, что вам хочется. Но, нет, мой герой, Леший, он не хороший и не добрый. Это, может, так описывают. С чего вы взяли вообще?

Нам прислали только пресс-релиз и первые 14 минут первой серии, где только собирается команда. Создатели довольно тщательно оберегают сериал. Так что наши представления о Лешем очень расплывчаты и довольно идеалистичны.

Нет, мы старались как раз уйти от такого каноничного, иконописного образа героя. Такого сервильного и доброго, который выносит детей из пламени на руках, как на советских плакатах. Мне вообще претит вот этот стиль «жития», который у нас сейчас живёт на экранах. Все такие непорочные, никто в туалет не ходит, сексом не занимается, а только Родину спасает. Конечно, люди в принципе не такие. Нет такого человека на свете, только в книжках. Но поэтому с нами были ребята из «Лиза Алерт» всё время рядом, к которым я обращался каждую секунду буквально. Я без них шагу не делал, потому что я понимал, что это про серьезные вещи, про меня, про нас с вами. Когда приехал сын на площадку, когда ты представляешь, что вот твой парень там в лесу стоит, и стоит на секунду тебе представить, что вот он потерялся, шаг сделал в сторону… Тут чувства самые разные. Поэтому эмоции живые, человеческие. Тут не до героизма, надо делать дело. И то, как люди между собой общаются: и крепкие слова встречаются, и ругаются они между собой, и недопонимания какие-то происходят, и ломают ноги-руки, и неудачи бывают, и устают все. Это живые люди. Это очень сложный процесс. Но всё делается ради того, чтобы услышать в конце вот это вот «Найден. Жив». Был гениальный момент, когда мы, без преувеличения, я катарсис испытал, когда мы играли этот эпизод «Найден.Жив», ребята из «Лиза Алерт», поисковики, девчонки рыдали буквально. Рыдали. И понимаешь, что ради этого всё, ради этого момента. А Леший, он… Мне трудно судить, это вы видели. Я-то не видел. Но для меня лучший комплимент, лучшая оценка моей работы, когда ребята, я видел по глазам, я с ними разговаривал и они в какой-то момент забывали, что они на площадке, они включались, рефлексировали на меня и говорили: «Блин, ну просто как живой!» Среди них, среди координаторов, есть совершенно разные люди. С разными характерами абсолютно. Есть люди, которые очень тихо разговаривают, очень добрые. Есть люди, которые матерятся непрерывно, но это лучший координатор среди них. Не буду говорить, кто, но она поймёт, что я о ней… [подмигивает] Про неё есть даже байка такая, мем: когда она на поиске, она говорит: «Бабка пойдёт, куда захочет, а вы пойдёте, куда я скажу». Так что совершенно разные среди них люди.

Но всё-таки, даже при том, что на площадке были сами «алертовцы», вы оставались актёром. Для вас это была роль…

Я вообще забывал об этом. Я вообще забывал о том, что я актёр, что это роль. Для меня это всё было по-настоящему. То есть, понятно, что это игра, но это было всё по-настоящему. Я проникся этими людьми, их идей, этим состоянием, ощущением братства какого-то, которое редко сейчас встретишь. Настоящего, подлинного, между живыми людьми. Братства и объединения какой-то идеей, какой-то скрепой.

А вы поняли для себя, когда прожили эту историю, какими качествами нужно обладать или какие качества в себе нужно найти, чтобы провернуть такую работу, такой поиск?

Тут всё очень просто. Здесь есть две части: во-первых, нужно обладать фактическими знаниями, практическими, как то: знание картографии, ориентация на местности, умение пользоваться приборами, компасом, компьютером, разными программами, то есть какие-то технические навыки. А второе — это… мне кажется, этому нельзя научиться, с этим нужно родиться, быть первым среди равных, уметь вести за собой людей. Мне кажется, это талант. Этому правда очень трудно научиться, быть способным организовать людей на какое-то дело, зарядить их какой-то идеей, зарядить их энергией и отправить их, и быть вместе с ними и вести их за собой. Тут каждый по-разному это делает, у каждого свои приёмы, но в конечном счёте важен результат.

А как же внутренняя доброта или умение отказаться от чего-то личного, эгоистичного. Я обратила внимание: ваш герой носит фирменный браслет «Чужих детей не бывает». Это же тоже какое-то качество, какая-то готовность к самоотверженности, когда ты отказываешься от своего дня, личного благополучия ради этого поиска.

Вам, конечно, с кем-то из «Лиза Алерт» надо было поговорить тоже. Они с радостью, они очень общительные люди в массе своей. Но вы правы, да. Ты чем-то жертвуешь. Но, во-первых, это то, о чём я уже говорил: стоит на секунду представить, что это твой ребёнок, невозможно остаться равнодушным, единожды соприкоснувшись с этим по-настоящему, хотя бы так, как я. Если ты нормальный живой человек, невозможно остаться равнодушным. Невозможно. Повторюсь, да, ты чем-то жертвуешь, но ты что-то и приобретаешь. Ты приобретаешь ни с чем не сравнимые эмоции, не передаваемые совершенно. Это сравнимо с состоянием влюблённости, возможно, взрыва — это огромный выплеск положительной энергии, которую ты получаешь. Ты знаешь, ради чего ты страдаешь. И среди них так, насколько я понял: либо они одиноки, либо пары создаются в отряде, либо муж или жена принимают как данность, смиряются с тем, что их партнёр может встать посреди ночи и куда-то ломануться за 300 км искать какого-то незнакомого человека. Это отдельное кино про каждого из них можно снять, какие они люди потрясающие, уникальные, каждый по-своему. Я их полюбил по-настоящему. По-настоящему и пережил все чувства, эмоции с ними. И именно о них я говорю. И их хочется переживать снова и снова.

Но не хочется, чтобы дети терялись…

Очень двойственный момент. Понимаете, сейчас расскажу внутреннюю кухню, но это так, чего тут отворачиваться. Мы так устроены, так устроен человек, такова его природа. Когда долго кто-то не теряется, а такое бывает… Нет, не так. Во-первых, люди будут теряться всегда, пока есть мир. Но когда кто-то долго не теряется, начинаются такие в достаточной степени циничные, но всё равно добродушные шутки из серии: «Да блин, уже потерялся бы кто-нибудь, а мы бы его нашли». Не в том смысле, что потерялся и пропал, а в том смысле, что этот вот этот инстинкт охотника, наверное, я грубо говорю, но вот это желание поиска, страсть поиска, энергия, гормоны, если их так можно назвать, которые вырабатываются, ты их хочешь. Это своего рода тоже зависимость, но вот такая положительная.

Вы сказали, что прожили эти съёмки по-настоящему. А мне создатели [Режиссёр — Ольга Арлаускас и продюсер — Никита Тихонов-Рау] рассказали, что этому немало поспособствовала и погода, и «поведение» леса. Насколько для вас был важен такой натурализм обстановки, правдивая экипировка, достоверность ситуаций, которые моделировал сценарий?

Экипировка точно была, потому что всё предоставляла «Лиза Алерт», и всё у них есть. Сейчас они, слава богу, уже оснащены в достаточной степени. То есть всегда не хватает чего-то, конечно, но какое-то основное оснащение есть. Есть коптеры, есть вертолёты, есть болотоходы, водолазы — это всё реально, всё было. Но когда они приехали на съёмочную площадку, на которой разбит штаб по сюжету, они посмотрели и протянули: «М-да. Это последнее место, где мы вообще разбили бы штаб». Шёл дождь проливной, четверо суток проливного дождя, затопило даже дачу, где мы жили, где была база у Никиты с Олей, и жили, и спали, и ели, и снимали там же — всё в одном месте. И там было просто болото, было грязи по колено, я столько грязи, не помню вообще, видел ли когда-то. Но это выглядело очень живописно в кадре, насколько я понимаю. В данном случае реальность и кино разошлись. Кино тут было первично, потому что это было живописно и создавало визуально дополнительные трудности. Ощущение преодоления, вот это чавканье по грязи. Потому что в реальных условиях штаб разбивается в максимально комфортном месте: не в лесу, а где-то на опушке, чтобы люди могли работать спокойно. У нас — это такие художественные допущения. Имеем право, у нас кино.

Я так понимаю, актёров на площадке было не так уж много. Не было какого-то момента отчуждения «алертовцев» от вас, таких неумелых? Или, раз реальные отряды составлены тоже из разношёрстной публики, они и вас легко приняли и учили чему-то?

У них нет вообще ни чванства никакого, ни высокомерия, ни недоверия. Они абсолютно сразу были открыты, сразу хотели помогать, были готовы и не было никакого отчуждения. Они прекрасно поняли нас. Когда ты с людьми честен, открыт перед ними и ты даёшь им понять, что ничего не умеешь, ничего не знаешь и ты хочешь учиться, люди тут же откликаются, делятся с тобой знаниями. Буквально каждую секунду, по каждой реплике. Есть ли такой профессиональный сленг или нет, можно ли сказать так или нет, бывает ли так, можно ли так… И они очень много поправили. Мне они очень помогли. На самом деле в бОльшей степени благодаря им, я думаю, и атмосфера была правильной, и я действительно прожил эти поиски. Лучшая оценка для актёра, внутренняя, когда ты понимаешь, что ты это прожил по-настоящему. Не сыграл, не изобразил, думая о чём-то третьем, а прожил вместе с ними. Было движение навстречу, было ощущение братства. Когда все объединены духом чего-то охренительно правильного и крутого.

Но в этом проекте, как мне кажется, есть и второй актёрский интерес. Ведь это интерактивное кино. Хотелось поиграть, посуществовать в таком необычном формате?

Честно, мне это было интересно поначалу, когда я это читал, представлял. Да, тогда хотел в это поиграть, при условии, что это будет хорошо сделано и будет заинтересовывать, что будет хоть частично передаваться этот адреналин, состояние поиска, охоты, когда всё вот тут, на носу, когда ты сфокусирован как игла, как стрела. А в процессе, нет, я об этом не думал. Ты думаешь о том, что тебе делать, что с твоим героем — много внутренних вопросов и задач, которые нужно решать. Я даже не помню, делали ли мы что-то специально для интерактива: такой вариант и такой вариант.

Но я всё же попробую задать вопрос, который касается интерактива. Интересно, вы, как герои, и мы, как зрители-участники фильма можем совершить ошибку, сделать неверный шаг в рамках этого фильма? Будет ли в фильме показано, что даже эти ребята из «Лиза Алерт» ошибаются?

Естественно! Об этом я и говорил, что это не житие, здесь нет плакатных, хороших победителей. Это заложено в сценарии, прописано, что туда пошли или не туда. Я просто не отвечу, как технологически это решается. Я в этом слаб. Всё, что было написано, в сериале будет. Но как — не представляю. Видимо, для меня это совсем вторично было, в тот момент не было важно. Как Шерлок Холмс говорил: «Зачем мне знать, что Земля круглая, как мне это пригодится в расследовании».

Но если продолжать тему взаимодействия со зрителями, получается, что сериал взывает к нашим лучшим качествам, заставляя нас выбирать, что лучше для спасения человека? Это же не просто в «Героев» кампанию пройти…

Да, конечно, он вызывает особые чувства, просто вы выбрали какой-то громогласный лозунг: «К нашим лучшим качествам!» К нормальным, мне кажется, человеческим качествам. Это называется сочувствие, сопереживание. Оно нам свойственно от природы, особенно, когда это касается наших детей. Это неизбежно, конечно, ты будешь включаться, если ты нормальный человек, если у тебя там не сломалось ничего. В этом же и идея, что не бывает чужих детей. Поставь себя на место родителей… А ещё ребята столько историй рассказывают, вы просто не представляете. Причём они мне рассказывают, рассказывают, и я в какой-то момент говорю: всё, стоп, ребят, хватит, я не могу уже. Это невозможно вынести. Даже если себя покрыть коркой цинизма, бронёй, в тебя всё равно что-то будет попадать. Каждый раз и они удивляются, а я уж тем более, как такое происходит. Приехали на полянку за грибами, мальчик в машине заснул, взяли старшего, пошли с ним, младший проснулся, мамы-папы нет, открыл дверь и пошёл искать маму-папу, они разминулись буквально на 3 секунды, и всё. И парень, 3 с половиной года, он трое суток простоял на одном месте в болоте. Вы себе можете представить? А это происходит каждый день. Вот я вам об этом рассказываю, у вас что-то откликается?

Ужас от того, что это реально.

Это не просто реально. У меня каждый раз вопрос: ну как? Нелепо, абсурдно, но происходит каждый день. И на вопрос «Чем помочь» не нужно ни денег никаких, никому ничего переводить, ты просто встаёшь и идёшь искать. Потому что ты неравнодушен, потому что ты представляешь себя на месте этих родителей.

А тогда почему, вдруг у вас тоже был такой вопрос, сейчас организации исполняется 10 лет, почему за эти 10 лет из всех кинематографистов на эту организацию обратил внимание только Звягинцев [речь идёт об игровом кино — прим.редакции]? Неужели нам не нужно было кино о них?

У меня нет такого внутреннего возмущения, как у вас. Я об этом не думал. Я считаю, что если история того стоит, то искусство рано или поздно до неё добирается, и тут нет ни рано, ни поздно. Всё происходит в своё время. Для меня важнее, что люди делом заняты, а снимают про них кино или нет — это вторично. Если они в конечном счёте достойны, чтобы снять про них кино или сыграть спектакль, или посвятить им песню, это произойдёт. А нет, ну и не надо. От этого они не перестанут собираться и искать детей. Мне кажется, это несравнимые вещи. Что такое кино рядом с ними? Но меня этот вопрос правда не занимал. Вот, сделали, и я думаю, что сделают ещё. Я не знаю, конечно, как получилось, но внутри это было прекрасно. Были сложности свои, как и везде. Но вот это ощущение связи в одну электрическую сеть, оно было. Что очень редко и невероятно ценно. И это ещё был такой формат интересный, слава Оле с Никитой, что они придумали вот этот интерактив, что было много людей «из профессии», владеющих материалом. Вся площадка состояла из консультантов, можно так сказать. И это очень важно. А попробуй снять художественное кино, вопрос вообще… У меня есть предубеждение, что это будет клюквено, сиропно, сопливо, что всё это будет очень живописно, но скорее всего выхолощено. Будет очередная плакатная история с предсказуемым концом. И смотреть её будет неинтересно… Хотя я рассуждаю гипотетически. К такой истории нужно подбираться очень-очень вдумчиво, бережно, внимательно, нигде ни разу не сфальшивив. Это мало кто может себе позволить и с точки зрения времени, и с точки зрения ресурсов. Потому что кино — это же индустрия. Тебе тут дали, тут дали, а у тебя сценарий не готов, но надо уже срочно запускаться. И получается история, когда хотели построить воздушный шар, а получилась мусорная корзина с простынёй на одном колесе. Пока люди в массе своей в нашей индустрии не будут отвечать за то, что они делают не только перед самими собой, своей совестью, своим вкусом, ни перед зрителем, перед рублём, вот отвечать буквально, ничего не изменится. Как объяснил мне один человек в трёх словах разницу между американским кино и русским, не в смысле таланта, а в плане устройства индустрии: русский продюсер в 90% случаев зарабатывает на производстве, а в американском на продаже. Поэтому он заинтересован в том, чтобы сделать это хорошо. Дальше начинается пространный разговор про ситуацию в стране, как мы живём, про особый русский путь. Но на самом деле надо дело делать.

Ну вы и сделали.

Я, что мог, сделал. Все мы отдались на 120 тысяч процентов. Мы были честны и нам было в кайф.

Вероника Скурихина

Источник